Контакте №6 (20) Декабрь 1997
Дневник из "Долины смерти".
В.А.Кузнецов
СТАНИСЛАВ ГАГАРИН ПРОСИТ МЕНЯ РАССКАЗАТЬ
О ГЕНЕРАЛЕ ВЛАСОВЕ
ПОПОДРОБНЕЕ...
Из дневника: “17 апреля 1942 года. У нас - новый командующий -генерал-лейтенант А.А.Власов. Командарм Н.К. Клыков заболел. Вучетич, вернувшийся из санчасти, куда он сам обращался за медицинской помощью, узнал, что заболел командарм серьезно и, по-видимому, надолго. У него что-то вроде эпилепсии. Очень жаль нашего командарма. Все, кто встречался с ним, отзываются о нем с большой симпатией. У нас в редакции так и остался его не использованный клишированный портрет, который мы берегли для торжественного события - прорыва блокады Ленинграда...”
Итак, 17 апреля в моем дневнике появляется еще одно имя. Ах, если бы оно не появлялось совсем! Если бы можно было его забыть, вычеркнуть из памяти, просто замолчать, как это, впрочем, стыдливо делается многими до сих пор, когда речь заходит о моей Второй ударной армии, о Любанской операции...
Старик Кузнецов, дорогой Станислав Семенович, мог бы с учетом всего, что известно теперь о подлом предателе, попытаться разглядеть во Власове злодея с первого дня его появления в нашей армии. Этот старик, словно обретя несвойственную для него роль какого-то следователя или прокурора, придирчиво вчитывается в дневниковые записки младшего политрука Кузнецова, пытаясь обнаружить хоть малейший намек на возможность черной измены командарма.
Но что же мог разглядеть младший политрук в человеке, который пришел командовать армией в ореоле только что отгремевшей Московской битвы, героем которой он был? (“Освободителем Волоколамска” величали его в первом документальном фильме, посвященном битве под Москвой).
Да и не так-то проста судьба любого предательства, чтобы замечать его в самом зародыше. Вполне можно допустить, что предательство Власова и для него самого явилось катастрофой, крушением всех его честолюбивых устремлений, вскормленных блистательной предвоенной карьерой. Как это ни парадоксально, он тоже жертва войны, так безжалостно корежащей людские судьбы. Не всякому дано выдержать в ее лютых тисках, как это сумел сделать, скажем, Муса Джалиль - солдат той самой армии, которой командовал тогда генерал Власов...
Пусть же лучше расскажет не полковник, а младший политрук Кузнецов о том, как выглядел Власов перед ними тогда, еще до того, как станет известна его дальнейшая судьба, закончившаяся виселицей.
Из дневника: “19 апреля. В своей “Отваге” мы сразу поместили биографическую справку о новом командарме. Биография его весьма впечатляюща. Родился в 1901 году в селе Ломакино Горьковской области, в семье крестьянина-кустаря. До 1920 года учился, получил высшее специальное образование. С 1920 года непрерывно в рядах Красной Армии на должностях красноармейца, курсанта, командира взвода, роты, батальона, полка, дивизии, корпуса. Участвовал в гражданской войне. После гражданской войны командовал 99-й стрелковой дивизией, занимавшей первенство в РККА по боевой подготовке.
На фронте с первых дней Великой Отечественной войны, командовал механизированным корпусом, оборонял Киев. В дни контрнаступления под Москвой командовал армией, участвовал в освобождении Солнечногорска, Волоколамска, Шаховской, Середы.
Перед назначением в нашу армию был заместителем командующего Волховским фронтом. Имеет награды - орден Ленина, Красного Знамени и медаль “ХХ лет РККА”.
Новый командующий производит любопытное впечатление. Обращает на себя внимание прежде всего его самоуверенность и властность. Наше редакционное знакомство с ним началось с весьма забавного случая: с ним нечаянно столкнулись на дороге наши корреспонденты - Лазарь Борисович Перльмуттер и Виталий Иванович Черных. Это наши трудно поддающиеся “военизированию” и, как правило, редко бреющиеся “отважники”. Командарм остановил их, строго спросил, кто они такие. Филолог постарался отрапортовать, как мог, а Виталий Черных тем временем пытался спрятать свою щетину за спиной филолога. Узнав, что перед ним журналисты армейской газеты, Власов заметно подобрел, сам отрекомендовался, не упустил случая заметить, что он любит журналистов, и распорядился передать редактору, чтобы тот явился к нему на следующее утро.
В назначенный час Николай Дмитриевич явился к командарму. Власов добродушно пригласил его к завтраку с блинами (“Сейчас мы масленицу устроим”) и начал разговор о вещах, казалось бы имеющих весьма отдаленное отношение к нынешнему положению армии. Он говорил, что надо лучше браться за партийную и пропагандисткую работу, наладить питание солдат (“Это безобразие, что в красноармейской столовой нет соли”). На шесть часов вечера он назначил совещание начальников отделов в политотделе.
Любопытное для нового командующего начало. Словно у армии не предвидятся боевые дела... Кто видел Власова раньше говорят о его недюжинных способностях, считают его широкообразованным, культурным военачальником. До войны ему довелось быть военным советником в кабинете Чан Кай-ши, за что был награжден китайским золотым Орденом Луны (“130 грамм чистого золота”- не без гордости сообщает он). Орденов не носит. Заметно стремление казаться человеком широкой души, демократом славянофильского типа. Первым здоровается с встречными красноармейцами.
20 апреля. На вчерашнем совещании в политотделе Власов произнес речь, сразу предупредив, что это первое и последнее совещание. Будет беседовать только индивидуально. Рассказал о встрече со Сталиным в самые тяжелые для Москвы ноябрьские дни 1941 года. Власов, контуженный под Киевом, переживал, как он рассказывает, самые страшные дни после сдачи врагу столицы Украины, где он командовал механизированным корпусом.
- Я хандрил и по-стариковски брюзжал. Никто не навещал меня в госпитале, я ничего не знал о судьбе своего корпуса. Перед падением Киева я видел, как плакал Хрущев, и сам не мог перенести горечь утраты. Я чувствовал, что заболел надолго... Однажды утром адьютант доложил мне, что утром в госпиталь звонил Сталин и, узнав, что я сплю, не велел меня беспокоить и просил передать, что интересовался моим здоровьем, что хотел бы меня видеть в Москве, как только я буду чувствовать себя лучше.
- Конечно, - с пафосом восклицает Власов в этом месте своего рассказа, - на другой же день я был здоров!..
- В Кремле мне пришлось ждать минут пятнадцать, - продолжает Власов. - Секретарь Сталина извинился передо мной и сказал, что Сталин лег только в семь утра и просил разбудить его ровно в десять. Ровно в десять Сталин принял меня. Он был свеж, подтянут, бодр. Только худоба и совершенно седые волосы свидетельствовали о том, как ему нелегко.
- Ну докладывайте, - обратился ко мне Иосиф Виссарионович. Я растерялся. Докладывать мне было не о чем. Я не знал даже судьбу своего корпуса. Сталин, видимо, почувствовал мое состояние. - Ну, тогда я доложу... И он подробно рассказал о положении на фронтах, о моем корпусе, о повсеместном отступлении наших войск. Удивляла его осведомленность. Он все хорошо знал. Дислокация не только армий, но и дивизий ему известна. Знает на память множество имен командиров.
- Рассказ Сталина удручил меня, - продолжал Власов. - Я сидел, понуро опустив голову, а Сталин ходил по кабинету, дымил своей трубкой и тоже молчал. Потом он посмотрел на меня и уже совсем по-новому, оживившись, заговорил:
- Чего нос повесил, генерал? Наступать скоро будем! Да! Да! Наступать! Тут под Москвой и начнем наступать. Тут начнем разгром немцев. Вы знаете, как иногда бывает на состязаниях: бежит спортсмен, уже недалеко заветная ленточка. Вот-вот он ее порвет. Но в самый последний момент он сдает, не хватает духу. И его обходит сзади бегущий. Так будет и с немцами. Мы не упустим этого момента, генерал, мы ждем его, ловим. Он должен вот-вот наступить. Наполеон тоже говорил, что в войне бывает момент, когда может не хватить духу. Нам надо уловить этот момент... Только вот не помогаете вы мне, генералы, опыта не передаете. А мне сейчас нужен военный опыт, я же штатский человек. Все в писанине приходится рыться...
- Перед тем, как я приехал в вашу армию, - продолжал Власов, - я совершал инспекционную поездку по другим армиям фронта. И надо вам сказать, что больших беспорядков, чем в вашей армии я не видел нигде. Нет дисциплины. А ведь в этом самое главное. Единственное, чем сильна немецкая армия и чем она нас бьет, это - дисциплина и организованность. Надо уметь воевать без паники. Надо создать спокойную обстановку на фронте. Только тогда можно нормально работать. Надо учиться у Сталина спокойствию и выдержке даже в самые тяжелые времена. Чем сложнее обстановка, тем лучше должны быть условия, способствующие спокойной работе...
Речь командарма свободная, видимо, не подчиненная какой-либо заранее намеченной схеме и словно рождающаяся из экспромта, легко переходила с одного предмета на другой, порою утрачивала логическую связь, но слушать его было интересно и сам оратор, чувствовалось, понимал это.
- Командир должен быть отцом родным для бойцов. Солдат должен знать своего командира. Моему отцу уже более восьмидесяти лет, но попробуйте ему сказать, что раньше в армии были муштра и мордобой. Спросите его о командире, он и сейчас готов жизнь за него отдать. “Человека любить надо”,- говорит мой отец и всегда вспоминает такой пример из своей солдатской жизни.
Один солдат проворовался. За воровство полагался военный суд и тюрьма. Построил командир свой полк и обратился к солдатам: “Этот мерзавец украл у своих же. Что, солдаты, прикажете делать? Суду предать или самим расправиться?” Солдаты молчат. Командир повторил вопрос. Тогда кто-то из строя подал голос:” Будь отцом родным. Сами расправимся...” Полковник засучил рукава и со всего плеча врезал провинившемуся. Два зуба выбил и родным отцом остался. Вот так-то, любить человека надо...
"Время вроде замкнутого круга…". Д.Хайрутдинова
Мои "десантники".
Летопись "Снежного Десанта".
Новости одной строкой.
Дневник из "Долины смерти".
Сталин, водка и селедка.
" Погиб в бою..."
Ходили мы походами
На местах былых боев
Мирный поход по дорогам войны
Война - это тяжелая работа.
Вместо Новогоднего тоста.
