Контакте №2 (35) Июнь 2001
ТАКАЯ ТРУДНАЯ ПАМЯТЬ.
Петр Лебедев
Среди памятных исторических дат, которыми так богат нынешний первый год XXI века, шестидесятилетие трагических событий 1941 года наполнено особым смыслом.
Память о великой победе, к которой мы недавно вернулись уже в 56-ой раз, несмотря на всю тяжесть уплаченной цены, светла и величественна, но трудна и горька память об одном из самых тяжелых военных поражений в истории нашего отечества.
И как соблазнительно что-то подправить в ней, покрыть глянцем, подменить горестную правду красивым мифом. Да только к добру ли приводит этот исторический макияж! И может быть, многих давних и ближних бед мы бы избежали, коль сохраняли честную память не только о победах, но и о поражениях. Одна неправда нам в убыток
И только правда ко двору, - писал Твардовский.
Как-то я слышал от одного удачливого спортсмена: чтобы одерживать успехи надо чаще вспоминать свои поражения, чем победы. Думаю, что относится это не только к спортивным ристалищам. Без осмысления правды о поражении нам нельзя до конца понять собственную историю, истоки Победы, образ уходящего фронтового поколения и те уроки, которые оно оставило в поучение своим потокам.
Боец сорок первого года... Их уже почти не осталось среди нас. День памяти и скорби, как названа годовщина начала войны, - прежде всего им, живым и мертвым. Тем, кого в то воскресное утро пробудил огневой налет немцев по казармам приграничных военных городков, кто горел вместе со своими самолетами на фронтовых аэродромах, бросался в безнадежные контратаки. У многих из них нет могил, не сохранилась и память, так и остаются они на веки «пропавшими без вести». На большинство выживших на долгие годы легла тень поражения. И подозрения. Каких только не было придумано пунктов в анкетах и биографиях, унижающих бойца сорок первого (не только, но его в первую очередь)! Был ли в плену? В окружении? На оккупированной территории?
Худо, коль был. Оказывается это он, несчастный, виновен и в неготовности страны и ее армии к войне, и в заблуждениях «гениального вождя» и в неумении высоких военачальников руководить своими войсками и вообще в том, что остается в живых. Поразительные своей несправедливостью цифры: на первое полугодие приходится 33 тысячи государственных наград из 17 миллионов за войну - ничтожная доля процента. «Отцу всех народов» не хватило мужества хотя бы раз обратиться к попавшим в беду сотням тысяч своих воинов со словами сочувствия и ободрения. Зато было другое - приказы с несправедливыми оскорблениями и угрозами, бессудные расстрелы, пулеметы заград. отрядов, отказ государства от попавших в плен бойцов... Той осенью ныне полузабытый литератор, а тогда глава советских писателей В. Ставский «сигнализировал» вождю о том, что за короткий срок боев в 24 армии Резервного фронта расстреляно за «дезертирство, паникерство и другие преступления» 400-600 человек, тогда как представлено к наградам - 80. И это, заметьте, во время успешных боев под Ельней! Неизвестно как реагировал на это письмо Сталин. Скорее всего, усмехнулся в усы, снисходительно прощая «инженеру человеческих душ» его непонятливость.
Главным итогом сражений сорок первого года является крах гитлеровского опорного замысла молниеносной войны, что по существу определило провал не только первой летне-осенней кампании, но и всей войны против Советского Союза. При том яркая по началу вспышка «блицкрига» померкла задолго до поражения вермахта под Москвой. Всего через месяц, когда германская армия, казалось, достигла вершины военного триумфа, в военно-политическом руководстве Германии возник первый кризис - становилось очевидным, что амбициозный «план Барбаросса», с которым вермахт вступил в войну уже не выполним. С чисто профессиональной военно-стратегической точки зрения, он был почти безупречно разработан. В результате уже первых сражений Красная Армия казалось, была уничтожена, и немыслимо было предполагать, что она сможет возродится до того, как вермахтом будут достигнуты цели молниеносной кампании в России. Но непостижимым для гитлеровских стратегов образом, уже несколько раз «окончательно» разгромленная армия, не только продолжала борьбу, но и усиливала свое сопротивление, а на место исчезнувших с поля боя дивизий появились новые. Еще труднее было понять (и не только немцам) как в грозный час небывалого поражения смогла родится по существу новая не только по составу, но и по духу армия, а война против сильного и крайне опасного врага не только по названию, но по глубокой своей сути становилась отечественной, всенародной. Само понятие Отечество приобретало новое содержание. Как заметил поэт фронтовик Ник. Старшинов, вспоминая атаку. Никто не крикнул «За Россию» Но шли и гибли за нее.
Вермахт действительно одерживал блестящие военные успехи (надо честно это признать), но одновременно, встречая все нарастающее сопротивление Красной Армии, терял главный, решающий ресурс молниеносной войны - время. И уже под Смоленском, Киевом, Ленинградом обозначились первые проявления глубокого кризиса германской стратегии и грозные знаки грядущего краха. Опьяненный внешне эффективными победами, Гитлер никогда не мог понять этого, и даже после московского «поражения продолжал верить в новые спасительные» блицкриги, пусть уже и меньших масштабов. До сих пор не до конца выясненными остаются причины трагического поражения в первых сражениях войны («загадка 22 июня 1941 года»), но не меньше тайна великого подвига народа, его солдата переломившего в тяжелейших испытаниях хода войны от поражения к победе.
Выдающийся историк В. Ключевский утверждал: « Одним из отличительных признаков великого народа является его способность подниматься на ноги после поражения».
Подвиг бойцов сорок первого года, по достоинству еще не полностью оцененный, является не только подтверждения величия народа, проявившегося в самый критический час истории Отечества, но источником веры в то, что и нынешние заторы и неудачи на путях к новой России будут преодолены поколениями детей и внуков бойцов сорок первого года.
Такая трудная память.
Новрсти одной строкой.
Летние игры в историю.
Память - понятие конкретное.
Жизнь после смерти.
Последняя высота Зайтуны Альбаевой.
Казанский Кремль: и звон оружия вновь...
