Контакте №1 (57) Февраль 2006
Сердце подскажет.
Полковник Федор Красов получил отпуск и поехал в родную Комаровку, проведать мать. Последние годы он все реже бывал в деревне. С тех пор, как получил папаху, жена и дети предпочитали отдыхать где-нибудь на море и таскали его с собой. Поехал на машине, благо место службы теперь было недалеко от родных мест.
Мать болела. Лежала под старым одеялом, вытянув вдоль тела
руки. Увидев сына, она попыталась встать, но Федор остановил:
- Феденька, подойди ко мне…
- Да, мама, - присел он на кровать. Его немного покоробило
это «Феденька», словно он не здоровенный пятидесятилетний мужик,
а малец пятилетний.
- Сынок, помираю я… - тяжело прошептала мать. - Отец мне вчера
привиделся… Просит, чтобы нашли мы его и похоронили, а то на
ногах кто-то то и дело костер разводит.
- Мама, ну что ты такое говоришь… - вздохнул Федор.
Он не ожидал в этот приезд увидеть мать в таком состоянии.
И все же полвека работы дояркой давали себя знать. Как он
ни ругался
в письмах, чтобы бросала свою ферму, тем более, что давно
на пенсии, мать так и бродила туда каждое утро: «Некому работать,
сынок, молодежь вся по городам, да и коров жалко, изревутся
ведь, недоенные-то…». Так и шли годы, пока их колхоз совсем
не развалился.
Тогда коров забили, а ферму растащили на дрова. Доярка Катерина
Красова после этого и совсем затужила.
От рассказа матери про необычный сон Федор весь вечер не
находил себе места. Шагал по избе из угла в угол: «Приснится
же такое:
найди отца и похорони…».
Он остановился у фотографии отца. Это был его единственный
снимок, за год до войны. Большой плотный лоб, колючие
прищуренные глаза,
на груди – какой-то значок.
Федор давно уже был вдвое старше отца, знал, что похож
на него. Когда приезжал в деревню лейтенантом, часто
слышал от соседок:
«Ну, исто Иван прошел…».
Своего отца Федор не видел ни разу. Как ушел на второй
день войны, так и с концами. Даже ни одного письма
от него не
было. Ушел
Иван воевать на второй день после свадьбы. Была у
него с Катериной всего одна ночка, где они и дали ему жизнь.
Извещение на сержанта Ивана Красова, что пропал он
без вести, пришло осенью 41-го. А в начале марта
42-го Катерина
и родила.
В детстве Федор редко думал про отца. Да и трудно
было вспоминать того, кого ни разу в жизни не
видел. Таких,
как он, росших
без отца, в деревне было большинство. Из их Комаровки
на войну взяли
44 мужика, а вернулись всего трое, да и те –
кто без руки, кто без ноги. Не слышал Федор, чтобы
кто-нибудь из баб
после войны
искал бы могилки своих мужей. Не до этого было:
надо детей кормить-поднимать.
К тридцатилетию Победы в деревне поставили железный
памятник с красной звездочкой. Учитель из соседнего
села написал
на нем фамилии погибших на фронте, на этом
увековечивание памяти
односельчан
и закончилось.
- Мама, ну где же теперь я найду отца, - снова
присел Федор на кровать. - Ведь больше
чем полвека прошло!
Да и мало
ли что тебе
могло привидеться… Как он может быть столько
времени - и не похоронен!
Как офицер, Федор, знал, что в 41-м отступающие
войска хоронили своих убитых редко. И после
войны все еще
хоронили, да и
в газетах, особенно ко Дню Победы, то и
дело появлялись статьи, что поисковики
нашли и торжественно предали земле останки
наших погибших солдат.
Но ведь столько лет прошло!
- Феденька, - снова позвала его мать, -
сходи-ка ты к Афоне Лопатину. Они вместе
с отцом на
войну уходили,
может скажет,
где он погиб.
- Так ты же спрашивала раньше, помнишь
- говорила мне, что в Белоруссии отец погиб.
- Спрашивала… Он сказывал только, что в
Белоруссии, а как погиб - не знает.
Афоня жил почти напротив их дома. По дороге
Федор остановился у памятника погибшим
односельчанам. В длинном списке
нашел свою фамилию - «Красов И.В.». -
«Да-а, и это только из
одной деревни…»
- с грустью подумал Федор.
Афоня Лопатин сидел на лавочке у дома
и не торопясь курил самокрутку. Вместо
второй
ноги у него была
деревяшка, Афанасий изредка
почесывал ее: «Зудит к погоде…». Ногу
ему оттяпал молодой хирург в 43-м
под Паричами, когда вся их рота напоролась
на минное поле.
- Афанасию Петровичу - привет! - поздоровался
Федор. - Господи, неужели еще где-то
махорку выпускают?
- У меня запас – до смерти хватит.
Да уж и скорей бы что ли…
- Что так? - спросил Федор, доставая
пачку сигарет.
- Надоело глядеть на поганую нынешнюю
жизнь, - ответил старик.
- Чем же это она поганая?
- А ты разве не видишь? Наш же, деревенский.
Или и тебе звезды на погонах совесть
застили? - и,
после паузы,
уже миролюбиво:
- Все служишь?
- Да вот думаю через год-другой уходить
в отставку.
- А где служил-то?
- Проще сказать, где не служил. Сначала,
после училища, на Украине, потом
на Кубе. В Эфиопии
побывал, в Венгрии.
В Афганистане
довелось
три года воевать.
- Выпьем, Афанасий Петрович, - Федор
поставил на лавку бутылку, достал
из карманов огурцы.
- Нельзя мне, - вздохнул старик.
- Ну, разве стаканчик, от расстройства…
- Афанасий Петрович, вы ведь с отцом
моим вместе на фронт уходили. Где
он погиб,
примерно?
- Уходили-то мы вместе, только меня
в саперную роту определили, топором
махать,
а его
- во второй батальон.
- А на фронте виделись с ним?
- Два раза встречал его. Первый раз
- когда из окруженья на прорыв пошли,
он
еще скатку
на шоссе
потерял и
горевал потом,
а второй
- когда носили им в батальон термоса
с кашей. Нас тогда еще четверо окруженцев
в лесу остановили,
винтовки наставили - «Давай каши!».
Так и пришлось наложить по котелку.
Сожрали и ушли
к реке, а потом ребята говорили,
прострелили себе ладошки.
Ну,
наш
командир
дивизии, настоящий был мужик, всех
и приказал
тут же расстрелять. Отвели их в кусты
и, как собак…
На другой день погиб и весь наш батальон,
где твой отец был. Боевой он был
парень, значок
у него имелся:
«Отличник
РККА».
По тем временам - почти как медаль…
Помню, как говорил, что в батальоне
у них несколько
человек
из Западной
Украины, мутят что-то, двое ночью
ушли к немцам - штыки воткнули
в
бруствер
и подались…
- А где стоял батальон? Хотя бы
примерно…
- Место как сейчас помню – в лесочке
между шоссе и речкой по названию
Сож. Мы, рота
наша саперная,
как
это шоссе
перемахнули, на Сож пошли, переправу
строить, а их батальон оставили
место прорыва прикрывать, недалеко
от шоссе.
- А по карте мог бы это место
показать?
- Так могу и показать, примерно.
Нас в Орше выгрузили, оттуда
пешком за
один день
километров
шестьдесят
протопали, куда-то
за станцию Чаусы. Там первый
бой приняли, и наступали даже!
Лейтенанта
там своего
опять расстреляли…
- Сами что ли? Как это? И почему
«опять»?
- А когда к вечеру танки немецкие
сзади загудели, он нас собрал
и говорит: «Все, ребята, можно
разбегаться». Ну,
наши мужики
его к сосне поставили и пулю
в
лоб. Комиссару полка доложили,
тот и ругаться
не стал.
А первого хлопнули
по дороге
на фронт. На какой-то станции
напротив нас стояли платформы
с ранеными,
оттуда кричат: «Вот нас какими
везут! И вы такими же будете!».
Эшелон этот тронулся, а из соседней
теплушки один лейтенант соскочил
и
бросился догонять,
ну, ребята
его в спину
и завалили. Дурак,
мог бы жить…
- Так покажи по карте, Афанасий
Петрович, где вы проходили тогда,
- Федор открыл
дорожный атлас. - Вот Орша…
- От нее смотри дорогу на Могилев.
А прорывались мы через большое
шоссе, которое
шло на
Кричев. Подошли к нему
с севера где-то
у городка Пропойск - название
такое, что век не забудешь. Помню,
тогда
говорили, что идем
на прорыв
в районе
деревни то ли Алексеевки,
то ли Андреевки, первой и второй.
Первая была перед шоссе, а вторая
- на берегу
Сожа.
- И что же стало с батальоном,
где отец был?
- Точно никто ничего не знает.
Слышал, что утром оттуда посыльный
прибежал:
«Немцы напали!».
Командир
полка
послал на выручку
две роты и батарею «сорокапяток»,
но пехоту немцы на переправе
отбили. Потом слышал от артиллеристов,
что «как акула съела батальон»:
все лежали
расстрелянные
в своих ячейках.
Никто оттуда
не пришел. Разное тогда в полку
говорили… Думали, может быть
их газами
отравили, потому что танков здесь
у
немцев не было. Комбата нашли
с
отрубленной головой…
«Бандеровский прием», - подумал
Федор.
- Как немцы могли целый батальон
перебить за полчаса - никак не
пойму - продолжал
Лопатин. - Потом,
как ветер оттуда подует
– смрад, погода жаркая стояла…
Вот там твой отец где-то и лежит.
Они допили водку, и Федор пошел
домой. «Надо ехать», - решил
он.
- Мама, я, пожалуй, съезжу в
Белоруссию, - сказал Федор матери.
- Лопатин
рассказал, где
примерно
погиб отец.
Поеду…
- А там сердце подскажет, сынок…
Через сутки Федор был уже за
Кричевом. Дальше по шоссе ехал
медленно,
чтобы не проскочить
перекресток, где
прорывался из окружения
полк. Наконец, слева от дороги
заметил памятник. Остановил машину.
- «Пожалуй,
где-то здесь…»
-
решил Федор. Никаких
надписей на
постаменте не было, таких стандартных
памятников - солдат с автоматом
- в России, наверное,
сотни. Напротив
- указатель
с названием
деревни - Алексеевка 1-я.
- Подскажите, эта дорога ведет
к Сожу? - спросил Федор женщину,
стоявшую
на
остановке.
- Да, километра три до реки,
проехать можно.
Он вошел в лес, стараясь брать
влево от проселочной дороги.
Где-то здесь
и были
позиции погибшего
батальона.
В лесу стояла жуткая, гробовая
тишина. Скоро у Федора, мужика
неробкого
десятка, появилось
ощущение
чего-то
гибельно страшного.
Изредка, как стоны умирающих,
слышался скрип сосен.
Следы стрелковых ячеек в
этом лесу стали попадаться
метрах
в трехстах
от шоссе.
Скоро стала хорошо
видна вся линия
обороны батальона. Первая
находка - ржавая советская
каска, пробитая
пулями, через несколько
шагов - вторая. Он стал внимательно
рассматривать
брустверы окопчиков, и
- что это? Череп!
Пробит у виска осколком.
Быстро разгреб
песок руками
- кости,
винтовочные
гильзы,
подошвы сапог. Из носка
сапога Федор достал несколько маленьких
косточек
пальцев ног. - «Может быть,
это отец?» - Он долго сидел
здесь,
слушая тишину…
- «Череп
на виду
и никому нет
дела… - думал
он. - Не может быть, чтобы
сюда никто с тех пор не
заглядывал - хотя
бы грибники».
Федор, не торопясь, обошел
весь участок обороны
батальона. -
«Грамотно встали,
— отметил
он. - Но ячейки рыли
слишком густо.
Зато шоссе держали под
плотным огнем…». Отсюда
хорошо был
слышен шум проезжавших
по дороге
автомашин.
Сориентировавшись, он
прямо через лес вышел
к дороге,
а по ней
в деревню. У первого
же дома
он встретил
старушку, спросил
лопату:
«Нашел в лесу останки
нашего солдата, надо
захоронить».
Женщина спросила,
откуда он
сюда приехал. «Ой,
да у меня же был список
из восемнадцати фамилий
солдат, и все
они были из Горьковской
области. Все сгорело,
когда
немцы отступали»,
- рассказала
старушка.
- Мать, а почему не
хоронили погибших
в этом лесу?
- После боев мы ходили
туда, но убитых только
прикапывали
в окопчиках.
Много
их было в
лесу, под каждым
кустом лежали. Где-то
в начале
шестидесятых сюда
приезжал какой-то
полковник,
из полка, что
здесь воевал, потом
съездил в военкомат,
ругался
там, тогда и стали
хоронить. Несколько
телег
черепов и костей
собрали,
говорили,
что человек двести,
а захоронили
их у шоссе, и памятник
тогда поставили.
Но, наверное,
не всех
тогда нашли.
К ним подошли еще
несколько старушек,
помолчали,
а потом наперебой
стали рассказывать:
- Солдаты на поле
перед шоссе лежали
побитые,
как овечки…
А я в лесу
встретила солдатика,
раненного в ноги,
он попросил у меня
сухарика или водички,
но я сама была
вся в крови.
Он сказал,
чтобы мы
спасались, и умер…
У побитых
мы собирали
документы,
все были из Горьковской
области. Были и
письма, фотографии.
Документы сховали
под
баньку,
а ее потом немцы
сожгли… А я
после войны
отправила документы
убитого его
жене. Помню, что
фотокарточка еще
была… Солдаты убитые
лежали
друг на друге,
штыками поколотые.
Западный ветер
подует - дышать
нечем было…
Мы взяли веревки
и стали
носить
их
в ямки. А такие
все
были молодые, красавцы…
Федор слушал и
чувствовал, как
все в нем немеет.
Наконец, взял
лопату
и пошел
лесом
напрямик
в батальон. По
дороге
встретил
лесника, проверявшего
надрезы на соснах
– как стекает
смола в специальные
чашечки.
Постояли,
покурили.
- Бывает, иду -
кости белеют, -
рассказал
смолокур. -
Сгребу на
них хвою или
дерном закрою.
Их тут много…
Вернувшиеся с фронта
солдаты возрождали
страну, растили
детей, радовались
внукам, а здесь,
в лесах над Сожем,
дождями вымывало
из окопчиков белые
кости. Этих солдат
хоронил лес
- опавшей
хвоей и осенними
листьями.
Федор быстро нашел
место, где он
оставил найденные
череп
и солдатские
кости.
Выкопал могилу.
Похоронил. Посидел,
подумал. - «Сердце
подскажет… Эх,
батя-батя…
Что же тогда
у вас здесь случилось,
что
дали себя
убить…».
До вечера ходил
он по позициям,
стараясь
представить,
как
могла здесь
случиться трагедия: «В
нормальных
условиях батальон
мог держаться
здесь долго.
Отбить атаку
немцев, даже
батальона
с танками,
из ячеек можно
было легко,
должны жебыли
быть
и пулеметы.
Произошло
что-то такое, что,
наверное, нам
уже никогда
не узнать…».
Поздно вечером
Федор,
уставший, сел, прислонившись
к огромной
березе,
стоявшей у остывшего
костра,
и задремал.
Сквозь
сон он услышал
близкий
стон. -
«Кто здесь?» -
очнулся.
Посмотрел
по сторонам
-
никого.
И все же его
не покидало
ощущение,
что
рядом
кто-то
есть. Снова
глухой
стон откуда-то
из
березы.
- «Кто
здесь?»
- «Красноармеец
Красов…
Сидишь у
меня на
ногах…», - «Что за
мистика!»,
- Федор
встал, огляделся.
Потрогал
березу.
- «Отец?
Ты здесь?
Я сын твой,
Федор.
Ты слышишь
меня? Но
ты же…
убит».
- «Убит, -
снова услышал
Федор.
– Но
я здесь.
Ты
кто? Не
было у меня сына…»,
- «Я родился
в
сорок втором…»
- «А
Катерина
жива?»
– «Жива, отец…»
- «Значит,
она меня
услышала…
Как вы
там?» -
«Живем…» -
Федору
было не
по себе
от этого
разговора,
он помотал
головой,
пытаясь
стряхнуть
это
наваждение,
- «Как
можно говорить
с мертвым?»
- «Отец,
как ты
погиб?
Что тут у вас
случилось?
- «Пуля
мне под
лопатку
попала, когда побежал…
Упал. Всех
нас тут
перебили. Умирал долго…
Видел,
как души
ребят поднимались,
словно
струйки
дыма… А моя, видно,
в
березку
ушла… Вот и скрипим
вместе.
Как мы
победили?»
-
«Четыре
года воевали,
победили.
Я в армии,
полковник,
у тебя
внучка
и внук… Мать
просила
найти
и похоронить
тебя,
отец».
- «Хорони,
а то кто-то
наладился
на мне
костер жечь. Не
больно,
но неприятно…
Мы правда
победили?»
- «Правда,
отец…
А из деревни
только
Лопатин вернулся,
он
живой…».
Федор обнял
березу
и долго стоял,
тихо разговаривая
с отцом.
Слезы
текли по
его щекам…
Рассказал,
как рос,
как жила
страна
все
эти
годы,
и
проклинал
себя, что
не мог
найти этого
места раньше,
хотя случалось
проезжать
мимо
не один
раз.
Утром он
выкопал
могилу
и аккуратно
положил
туда
найденные под
березой
череп
и кости
отца.
Знак «Отличник
РККА»,
несколько
довоенных
монеток
и
пару
винтовочных патронов,
обнаруженных
здесь
же, положил
в карман.
… Полковник Федор Красов пропал без вести в Грозном, в январской мясорубке 95-го. Тело в развалинах не нашли. Спустя несколько лет его сын Виктор, лейтенант медицинской службы, читал «Карту признаков военнослужащих, находящихся на опознании в 124-й судебно-медицинской лаборатории Северо-Кавказского военного округа», пытаясь найти хоть какие-нибудь признаки погибшего отца…
1. Нательный крест из белого металла, шлемофон танкиста.
2. Оржавленная дужка часов.
3. На брюках надпись: «Наприенко 9589814» (Наприенко жив, 81
мсп. В Чечне не был, свое обмундирование передал молодежи, помнит
имена Дима и Олег).
4. Самодельный брелок из двух патронов калибра 5,45 с цепочкой.
5. Значок «Россия» с изображением Георгия Победоносца.
6. Найден возле дома парламента рядом со сгоревшим БТР...
7. Найден возле ж/д вокзала.
8. Вытащен с сиденья БМП-КШ № 301.
9. На внутренней поверхности портупеи надпись: «Никто не обнимал
меня так долго».
Что подскажет ему сердце…
Валерий Киселев
г.Нижний Новгород
Марш Памяти 2006.
События. Люди. Факты.
Имена из солдатских медальонов.
Чудом уцелевшие странички.
В гостях у «Истины»...
Музей-мемориал Великой Отечественной войны
(1941-1945 гг.)
Цикл мероприятий, посвященных 100-летию со
дня рождения Мусы Джалиля.
Дорогами памяти...
Уроженцы Республики Татарстан, найденные во
время поисковых экспедиций, родственники которых пока не найдены.
Сердце подскажет.
О долге и чести воинской.
Аустерлицкое сражение.
Война.
