Контакте №5 (19) Ноябрь 1997
В БОЙ НАС ПОСЫЛАЛИ БЕЗЫМЯННЫМИ.
Многие из нас, находя сотни и тысячи незахороненных солдат на полях былых сражений, задавались вопросом: почему они остались без могил? Почему их однополчане ушли, не захоронив товарищей в могилах и не оставив скромных обелисков со списками погибших? Кто мешал ветеранам после войны заняться этими проблемами? На эти и другие вопросы пытается дать ответ ветеран 285 гвардейского отдельного батальона связи 62 корпуса москвич Евгений Михайлович БАХМУТОВ, многие годы ведущий поисковую работу на территории Польши, где ему приходилось воевать.
- Евгений Михаилович, с чего началась Ваша поисковая работа?
- В 1966 году меня командировали восстанавливать связь в польском городе Калиж. Этот город освобождал наш 62 корпус, а нашему батальону присвоили наименование Калижского. Начал так - из газет узнал имя и фамилию первого секретаря Калижского горкома, председателя горсовета, написал им письма о том, что мы, освобождавшие Калиж, живы, каждый год отмечаем освобождение города.
Это было 23 января 1945 года. Калиж находится на пути к западу от Варшавы. Всех павших за освобождение города захоронили в 67 братских и персональных могилах в центральном городском парке - бывшем саду губернатора. В мае-июне 1945 года там организовали кладбище. По циркулярному указанию Политуправления туда перевозили останки погибших со всей округи. Для этого выделялось 2 офицера, которые привлекали к работе поляков и немцев. На территории Союза этим централизованно никто не занимался. Все делалось после, по усмотрению местных властей в зависимости от их активности и порядочности. А на территории Польши это делали военные в мае-июне 1945 года под контролем Политотделов. Обычно погибших хоронили после боя. От каждого полка вечером выделялась трофейно-похоронная команда 10 человек (старшина и 9 солдат). Они хоронили обычно на том же месте, где человек погибал.
Но дело в том, что уходя в бой солдаты оставляли все личные вещи и документы либо в окопах, либо в обозе, их следом вез старшина. Он и собирал все вещи по окопам. И когда человек погибал на поле боя - трудно было его опознать: при нем обычно было только его оружие, и кисет. Красноармейская книжка, завернутая в тряпочку, обычно лежала в вещмешке, карманов у гимнастерок у рядового и сержантского составов по форме 1 февраля 1943 года просто не было, карманы были только у офицеров.
Таким образом, если человек после боя оставался жив, то его вещи потом старшина привозил, а вещи тех, кто погибал, делили. Обычно солдат в атаку брал каску, автомат или винтовку, и лопатку - вот и все, да еще патроны в сумке. Все документы оставались в мешке или в шинели. Значит, погибшего в бою было не по чему опознать. Те, кто хоронил, не знал, кого он хоронит, и писал: “Младший сержант, неизвестный”.
Уже в 1945 году в Польше на одного именованного приходилось десять безымянных. Но те, кто закапывал, указывали координаты могил: 1,5 км севернее от развилки дорог.
В тот же вечер старшины всех рот несли в штаб батальона данные о потерях. В книгу безвозвратных потерь вписывались все данные - фамилия, имя, отчество, звание, откуда родом, год рождения, адрес до войны, дата гибели. Это должно было переноситься потом на могилы, но высших политработников это делать никто не обязал, а делать это по своей инициативе у них не хватило совести. Этих искусственно безымянных потом свозили в братские могилы - что окончательно делало невозможным восстановление списков. Не было даже элементарной регистрации, из какой могилы куда переносили останки. Это было преступление.
Два с половиной месяца готовились к Берлинской операции, к наступлению. По приказу Политуправления прибыли сотни молодых политработников из училищ - их присылали ротами. Они должны были проводить собрания, читки, и т. д. Но они сидели по домам и деревням неподалеку от восточного берега Одера. Если бы их послали по полям боев, по полосе наступления с батальоннными книгами - они могли бы отыскать каждого захороненного солдата, над каждой могилой написать имя погибшего карандашом, а потом старшие политработники, которым была поручена эксгумация, могли бы обеспечить документы, по которым было бы видно, кто куда перезахоронен, и тогда можно было бы установить имена.
В армии было 3 дивизии, в дивизии - 4 полка, 3 пехотных и арт.полк. В ЦАМО я посмотрел около трех десятков сводных документов потерь каждого полка, в каждом полку было 3-4 батальона. В 1972-74 годах я первый расписывался в учетной карточке - до этого эти списки не смотрел никто! Начал интересоваться в Калиже - похоронено 309 человек, из них только 123 поименованы, и это те, кто умер в госпиталях Калижа, остальные перезахоронены безымянными.
- По какому принципу происходила эксгумация останков?
- Не было никакого принципа. Просто надо было всех закопать в пределах парка - из всей полосы наступления 33 армии. Могилы первых дней наступления на плацдарме реки Висла отвозили на правый берег, на старое польское кладбище крепости. А потом выделялись другие места. Получилось, что жертвы первых двух дней боев, когда мы несли большие потери, отвозили, выкопав из могил, в Казины, а остальных собрали в Калиже. Тех, кто был ближе к Познани, хоронили уже там. Таким образом, сделали так, что нельзя было узнать - кто именно похоронен на каждом кладбище. Это я считаю преступлением.
В строевых частях командиры не занимались похоронами, у них головная боль была только о боевых действиях, они были так воспитаны. Это был уже 1945 год. Мы наступали, могли каждый день заканчивать торжественными похоронами с почестями, но этим никто не занимался. Можно было этим заниматься тыловым частям. Но наши политработники все, а также старший и высший комсостав отгораживались от нас, солдат. В 1945 году считалось, что если ты в чине ниже майора - ты не человек. Нас считали не по именам, а по головам, по штукам.
- В 1943 отменили институт политработников, как они оказались вновь на фронте?
- Они просто перестали называться комиссарами, политруками. Их назвали замполитами. Это были тоже офицеры, но не боевые, а чаще всего пьяницы и бездельники. Настоящих коммунистов, комиссаров выбили в первый год войны, на их место потекли партбилетники. Их было большинство, и старались они устроиться если не в связь и саперную часть, то хотя бы в артиллерию, подальше от передовой. В нашем батальоне был командир - майор и замполит - майор. Оба были пьяницами - им не надо было руководить боями, у нас же был батальон связи. Они также старались отсидеться в штабе.
- Как же солдаты могли уходить, не похоронив своих товарищей?
- По уставу полагалось, что каждый полк выделял трофейно-погребальную команду и была надежда, что ребята из погребальной команды своих похоронят. Но и они не могли знать, кто есть кто в полку, где тысячи человек, или же знать в лицо, в лучшем случае по имени, но никак по фамилии, откуда родом и т.д.
- Сколько, по-вашему, в Калиже захороненных?
- Около Лодзи, в шести километрах от города, в братской могиле захоронено 400 человек, из них известен только один. Лодзь освобождали конные корпуса - 14,15,16, и из 400 человек упомянут на могиле только гвардии капитан. Там захоронены все погибшие, помогли поляки, убежденные католики. Их вера не позволяла оставлять погибших незахороненными. В дни поминовения усопших они над каждой могилой жгут свечи - десятки, сотни свечей - за два дня этих дней поминовения они сжигали тысячи свечей, а вот сжигали ли над могилами немцев - не знаю.
- Много там немецких могил?
- Я не встречал. Немцы большинство своих погибших вывезли в Германию и там похоронили. У них к солдату было другое отношение - они берегли своих людей, знали каждого погибшего солдата и вывозили его. Немцы удивлялись, что наши генералы тысячи и тысячи бросали в огонь без счета.
- Насколько верны слухи о том, что после перестройки могилы русских солдат в Польше начали разрушаться, оскверняться?
- Сами могилы не разрушаются, не уничтожаются, но разрушаются надгробия. Плиты разламываются, камни разбрасываются. Такое бывало и в годы волнений в 70-е и 80-е годы, но в те годы все восстанавливалось, и мне приходило сообщение от друзей, что все нормально. Наши надгробия на католические они не заменили, но у них каждый раз поднимается вопрос: почему мы в центре города, в нашем прекрасном парке держим могилы, которые никто не посещает, которые никому не нужны? Мы с нашим командиром были первые, кто посетил эти могилы в дни празднования 32-летия освобождения Калижа. Хозяева города нас приняли на высшем уровне. Нас принимали как первых космонавтов.
С ветераном войны Е.М.Бахмутовым
беседовал журналист М.Черепанов
Мальчикам, играющим в войну.
В бой нас посылали безымянными.
Новости одной строкой.
Мы идем на Запад...
В списках не значится...
Вопросы ставит жизнь. Есть ли ответы?
Как мы живем
Отечество моё
Может ли война быть справедливой?
Летопись "Снежного Десанта".
Мы идем по следам войны
Берлин, 22 июня 1941 г.
Дневник одного похода.
" Юбилейная."
Сказка наяву или как я выдержала экзамен на самопроверку.
