Окопные стихи.
О творчестве поэта Ю. Белаша.
Я пишу эти строки ровно через год после смерти Юрия Белаша, а потому писать трудно, не ушли из сердца и боль, и какая-то обида на судьбу, отмерившую жизнь поэта и взявшую его в мир иной в самый расцвет творчества, когда из-под его пера стали выходить совершенно новые — и по духу, и по форме — произведения.
Несмотря на то что у Юрия Белаша вышло всего два сборника стихотворений — «Оглохшая пехота» и «Окопная земля», имя его известно многим любителям поэзии, и особенно ветеранам минувшей войны, которые увидели в стихах поэта свою войну, и такую войну, какой она была в действительности,—жестокую, кровавую, тяжкую до невозможности. «Тут тяжело. Тут очень тяжело. Так тяжело, что взвыл бы брянским волком!..» — вырывается у Белаша в одном из стихотворений.
Однажды я назвал поэзию Юрия Белаша энциклопедией окопной солдатской жизни, и назвал, по-моему, вполне справедливо, потому как в сборниках «Оглохшая пехота» и «Окопная земля», дополненных подборкой в «Знамени» (№ 12, 1986), охвачены в полном смысле этого слова все перипетии и случаи жизни солдата на переднем крае. Тут и безудачные бои сорок первого, и победные — сорок пятого, тут и бомбежки «лаптежников», тут и страшные рукопашные бои, и горестные отходы, тут и «запасной» полк, тут и госпитали, тут и... Да нет смысла перечислять, достаточно взглянуть на оглавление в конце этой книги, где лишь по заглавиям стихотворений можно понять, что нет ни одной из сторон солдатской жизни, солдатского быта, не охваченной поэтом...
И такой вот густоты в описаниях фронтовых будней я что-то не могу припомнить у других поэтов - фронтовиков. Я выделил — «будней», потому что и бои были тоже буднями, только более страшными, чем обычные дни и ночи на передовой, где ожидание смерти было ежечасным, если не ежеминутным.
Но кроме этого Ю. Белаш дал целую галерею образов окопников. Пройдемся опять по названиям стихотворений: «Бронебойщик», «Шурочка Шатских», «Санинструктор», «Фронтовая королева», «Я солдат...», «Очкарик», «Жизнь и любовь Кости Пароходова», «Менделеев», «Лейтенант», «Разговор с Валентином Гончаровым»... Это и отметил поэт Владимир Соколов, сказав, что «в стихах постоянно возникают люди — живые, раненые, мертвые, с именем и без имен», и надо добавить — каждый со своим характером. Потому-то и неудивительно, что Ю. Белашу безусловно удалась и драма «Фронтовики» («Театр», № 8, 1985), в которой кроме напряженного и драматического сюжета имеются прекрасно и выпукло выписанные образы. Этой пьесой, к сожалению, не заинтересовались театры, отдав предпочтение беллетристическим «Рядовым» Дударова, которые очень ложились на проторенные театральные ходы, а вот драма Белаша потребовала бы серьезной и новаторской работы, которая оказалась не под силу нынешним режиссерам. Но я уверен: придет время и для этого произведения, потому что такой поистине военной пьесы еще не было на подмостках наших театров.
Перечитывая Ю. Белаша,— а я делаю это часто,— невольно ловишь себя на некой зависти к поэту. Ведь то, для чего прозаику нужна не одна книга, поэту удалось сконцентрировать в тоненькой книжечке и рассказать в ней почти всё о войне. Но чего это стоило поэту, по-настоящему знал, наверное, только он один. Мы, его друзья, можем только предполагать, припоминая постоянную сосредоточенность этого человека, порвавшего много связей с прошлыми друзьями и знакомыми, называвшего свою квартиру на Ломоносовке с «моим блиндажом», в котором он без помех мог отдать себя одной страсти — поэзии. У Юры есть одно стихотворение:
Нет, я иду совсем не по Таганке —
иду по огневому рубежу.
Я — как солдат с винтовкой против танка:
погибну, но его не задержу.
И над моим разрушенным окопом,
меня уже нисколько не страшась,
танк прогрохочет бешеным галопом
и вдавит труп мой гусеницей в грязь.
И гул его, и выстрелы неслышно
заглохнут вскоре где-то вдалеке...
Ну что же, встретим, если так уж вышло,
и танк с одной винтовкою в руке.
В этом стихотворении вроде бы реальная картина, но, зная, что написано оно в ту пору, когда поэта не печатали, когда вообще было совершенно неизвестно, а будут ли когда-либо такие стихи опубликованы, есть в этом стихотворении не только непоколебимость солдата, но и непоколебимость поэта продолжать начатое, встретить все жизненные препятствия, если уж так вышло, с одной книжкой стихов в руке, книжкой, в которой нет ни грана лжи, а там будь что будет, напечатают или не напечатают, но нравственная сверхзадача поэта выполнена. И надо сказать тем, кто сейчас старается «списать» из литературы К. М. Симонова, что ни «Оглохшая пехота» Юрия Белаша, ни мой «Сашка» могли бы не увидеть света при нашей жизни, не будь реальной помощи и хлопот Константина Михайловича, взявшего на себя ответственность за публикацию этих вещей.
Возможно, некоторых читателей удивит, что последние
стихотворения поэта написаны без рифм, он называл их «стихопроза»,
и возникнет вопрос: а почему поэт, прекрасно владеющий рифмой, вдруг
от нее отказался? Я тоже задавал Юре такой вопрос, но он отмалчивался,
надеясь, видимо, что я сам пойму это. И я понял. Материал, поднимаемый
поэтом в последние дни его жизни, был таков, что рифма обязательно
что-нибудь бы смягчила, сгладила, а может быть, и как-то облегчила
бы глубину и серьезность высказываемых мыслей. Я, например, не могу
представить рифмованным вот это стихотворение:
Вот я и старался — предметно, в прямом изображении. — передать
чувства и мысли моих, в большинстве своем, давно погибших фронтовых
товарищей, обстановку переднего края, собственные впечатления военных
лет...
И когда я сейчас пытаюсь понять, а почему я так поздно стал писать стихи, то прихожу к мысли, что главная причина, пожалуй, в том. что я, как ни странно, долго не мог постичь простую истину: поэзия должна быть познавательна не меньше, чем добротная проза.
Но лучше поздно, чем никогда...
Ю. БЕЛАШ
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно