Окопные стихи.
* * *
Все, что он делал и строил, было шатко и временно,
кроме одного —
кроме бюрократической пирамиды правления.
Ее он отгрохал на совесть: стоит нерушимо уже полвека —
простоит еще столько же, если не больше, —
да и потом еще долго люди будут растаскивать камни,
ровняя участок под новую стройплощадку.
* * *
Он был Кириллом и Мефодием двадцатого века.
Он создал новый русский язык —
взамен «великого, могучего,
правдивого и свободного», —
бюрократический язык,
живой, как мумия, и прилипчивый, как чума,
язык, который не выражает, а скрывает намерения, —
и именно поэтому ему суждено долгое существование.
* * *
Когда напишут правдивую книгу
о правлении Сталина —
«Двенадцать цезарей» Светония
никто не станет читать:
происшествия в детском саду!..
* * *
Никак не могу отделаться от этого человека!..
Пойду на рынок — смотрю, а гвоздику продает он.
Включу телевизор — он демонстрирует суровую
невозмутимость.
Радио - его манера говорить, только без акцента.
Раскрою газету — тот же постный слог, сразу узнал.
Полковник встретился — не идет, а шествует: опять он.
Даже сам на себя глянул в зеркало—показалось. он.
Наваждение какое-то! Так он умер или не умер?..
* * *
Мне иногда бывает страшно. Нет, не за себя
сегодняшнего,
а за себя вчерашнего, когда меня не страшило завтра;
и именно потому, что вчера меня не страшило сегодня, сегодня
мне иногда бывает страшно, ибо сегодня я знаю, что было
вчера, а вчера я не мог знать, что будет сегодня...
Однако, понимая все это, сегодня я по-прежнему не страшусь завтра,
но на сей раз потому, что знаю: завтра мне ничего хорошего не сулит.
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно