Окопные стихи.
* * *
Если меня судят чужие,
то, даже если я не виноват,
я знаю, за что меня судят.
Но если меня судят свои,
а я ни в чем не виноват,
значит, меня судят чужие.
Для тех, кто делит людей
на своих и чужих, чужой —
потенциальный преступник.
* * *
Самый верный способ свести счеты со своим недругом —
обрушить на его голову карающий меч государства;
тогда это не выглядит преднамеренным преступлением —
забота о государственном благе!
* * *
Ничто, превращенное в нечто, уже аргумент.
Дело только за логикой — и пиши чего хочешь:
Статью, реферат, обвинительное заключение, —
бьюсь об заклад, не каждый заметит подлог,
поскольку ничто, превращенное в нечто,
уже аргумент — фальшивый, но аргумент.
* * *
Если на одной лестничной площадке
живут бывший ежовский палач-следователь и его жертва,
чудом оставшаяся в живых, — вряд ли стоит ожидать,
чтобы они при встречах
джентельменски приподнимали шляпы
и, сидя на скамеечке возле дома, сердечно обменивались
воспоминаниями о своем совместном прошлом...
* * *
Ко мне постучал сосед и пригласил на пиво:
— Знакомый один приехал, со свояком, бывший энкэвэдешник.
Стоит послушать—страшные вещи рассказывает...—
А бывший энкэвэдэшник — крепкий мужик лет
пятидесяти, — разгоряченный чешским пивом,
рассказывал, посмеиваясь, о том, как во время войны
выполнял особые задания своего начальства: расстреливал
неугодных начальству командиров и комиссаров
партизанских отрядов...
Я спросил: «А на встречах с пионерами в школах ты
рассказываешь об этих своих боевых подвигах?»
И, неожиданно для самого себя,
выплеснул ему в лицо стакан пива.
Он вскочил — и рванулся ко мне.
Я схватил со стола большой хлебный нож,
похожий на немецкий штык-тесак.
А он упал, зацепившись за стулья,
и на него навалились его свояк
и мой сосед.
Через полчаса ко мне снова постучал сосед с двумя бутылками
пива и поставил их на стол: — Допьем?.. Уехал этот бандит,
вместе со свояком. Хотели ночевать, да передумали...—
И добавил: — Ты не бойся: у него семья и хорошая пенсия.
Рисковать не будет.
— Я не боюсь,— ответил я, — у меня семьи нет и пенсия
70 рэ.
СТАРИК.
Давно уже всё позади...
А он все чего-то боится.
Все кажется — ночью звонок
залает в спящей квартире,
за дверью сбрехнут: «Телеграмма!» —
мужчина в штатской одежде
войдет, оттолкнув его в угол,
а следом — военные...
И увезут из этой квартиры
в блочных кварталах Черемушек,
как увезли из другой, коммунальной,
в Останкине, в тридцать девятом.
Так он когда-нибудь ночью —
от стука, звонка ли случайного —
и умрет.
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно