Контакте Окопные стихи.
ОЧКАРИК.
Я был один очкарик в батальоне.
И рост — 182.
Естественно, меня запомнить
особого не стоило труда.
— Сержант Белаш? Который это?..
— Ну, длинный и еще в очках.
— А-а, это, значит, он в кювете
давал от Гансов стрекача!..—
И хотя драпали все дружно,
Белаш запомнился наружно.
В хозвзводе кто-то свистнул сало
у ездового-старичка.
— Чья рота пищу получала?!.
— Ну та, где длинный и в очках...—
Комроты стружку снял с меня:
— Идешь в тылы — очки снимай!
Бомбили... И бойцы носами
пахали крепко по стерне.
А я... я, дорожа очками,
лежал, как бобик, на спине.
Зато в газетке был «подвал»:
«Сержант Белаш смерть презирал».
...Я был один очкарик в батальоне.
И рост — 182.
Естественно, меня запомнить
особого не стоило труда.
И может, те, кому досталось
живыми выйти из огня,
куда б судьба ни разбросала,
не позабыли про меня?
И скажут, этот стих прочтя:
— А, помним... Длинный и в очках.
ОТВЕТСТВЕННЫЙ РАБОТНИК.
Видел всяких я фашистов пленных.
Видел генералов даже.
Но немецкий полковой священник —
капеллан —
попался лишь однажды.
Был он в офицерском чине —
чисто так, наглаженно одетый;
молодой упитанный мужчина
с выбритым лоснящимся мурлетом.
Мы вначале думали — эсэсовец:
знаки на мундире очень странные.
Но во избежание эксцессов
капеллан обдумал все заранее.
Саквояжик он раскрыл охотно,
вытащил священные регалии —
дескать, он ответственный работник
от самой небесной канцелярии;
дескать, он теперь по полной вере
проклинает Гитлера публично,
ну, а чтобы мы ему поверили,
выругался — очень неприлично...
Да, набили мы фашистам рыло —
даже сам всевышний не помог:
а у них у всех на пряжках было
выбито нахально — «С нами бог».
И хотя нам, в общем, стало ясно,
что за птица угодила к нам,
обращались с ним мы деликатно:
как-никак, а все же — капеллан.
Врезали ему под зад коленом
и сказали:
— Батюшка, греби
в лагерь для военнопленных,
божий сын, замаливать грехи!..
СОЛДАТСКИЕ УНИВЕРСИТЕТЫ.
На фронте — как нигде на свете —
изучишь целый курс наук в солдатском университете.
Во-первых, при любой погоде — ногами и ползком на брюхе
пройдешь науку географию, свой путь под пулями
проплюхав,
Ты познакомишься затем с другой наукой — геологией,
траншеи и окопы роя, трамбуя брустверы пологие.
А лазая и в хмурь и в вёдро в полях, оврагах, по
кустарнику,
усвоишь безо всяких лекций и зоологию с ботаникой.
И звездной ночью, на посту, обняв винтовочку с патронами,
узнаешь как бы между прочим и кое-что из астрономии.
А наблюдая, как фурчат осколков мин сухие листики,
самой печенкою постигнешь науку хитрую — баллистику.
И музыкальные способности усовершенствуешь что надо,
на слух, по звуку различая калибры рвущихся снарядов.
И о задержках при стрельбе из «станкача» — собравши
сведения,
ты станешь, право слово, докой и в области машиноведения.
В землянке вечером обсудишь, с друзьями возлежа на
нарах,
вопросы мира и войны — на философских семинарах.
А что касается сухого и скучного предмета логики,
поймёшь: на фронте без него - ты первый кандидат в
покойники.
И если ранит - то, пройдя по всем кругам госпиталей,
изучишь в муках анатомию - на шкуре меченой своей.
Ну, и усвоив на «пятерку» окопное языкознание,
ты и закончишь полный курс солдатского образования.
И выдадут тебе торжественно официальную бумагу
С медалью вместе - «За отвагу».
Дожди.
О нас потом поэмы сочинят.
Кантаты композиторы напишут.
А нам пока — совсем не до кантат:
небесную
разворотило
крышу.
Глухие, моросящие дожди
идут на фронте целую неделю,—
и мы, что называется, дошли
в сырых непросыхающих шинелях.
В окопах — пятачка сухого нет.
Фурункулы грызут остервенело.
И словно в довершение всех бед —
в кисетах и махорка отсырела.
Хотя бы ненадолго дождь притих
и выглянуло б солнце ярко-ярко...
Поэты! —
сочините нам стихи:
нам не из чего свертывать цигарки.
* * *
Солнце с неба мутного стекло.
Снег скрипит, как битое стекло.
Падают в окоп снежинки легкие,
и мороз покалывает легкие...
Но внезапно — снег разрыв,
ухнет пушечный разрыв!
И опять в железном этом мире
не напомнит ничего о мире.
СУДЬБА.
Он мне сказал:
— Пойду-ка погляжу,
когда ж большак саперы разминируют...
— Лежи,— ответил я,— не шебуршись.
И без тебя саперы обойдутся...
— Нет, я схожу,— сказал он,— погляжу.
И он погиб: накрыло артогнем.
А не пошел бы — и остался жив.
Я говорю:
— Пойду-ка погляжу,
когда ж большак саперы разминируют...
— Лежи,— ответил он,— не шебуршись.
И без тебя саперы обойдутся...
— Нет, я схожу,— сказал я,— погляжу.
И он погиб: накрыло артогнем.
А вот пошел бы — и остался жив.
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно
