Окопные стихи.
САПОЖНИК.
Я сапожник шестого разряда.
Мастер — высший класс!
К тому же не пью.
Так что и на фронте я себе цену знаю.
А тут —
ни за что ни про что —
меня — матом!..
Ну, в тот же день я и загремел с вещмешком
из комендантского взвода в батальон,
на передовую.
Я сапожник шестого разряда.
Мастер — высший класс!
К тому же не пью.
Так что командир батальона и распорядился:
— У меня бойцы ходят в нечиненой обуви.
И сам я—в кирзачах. Оставайся в хозвзводе!..
Ну и сейчас, когда он бывает в штабе полка
на совещаниях, садится так, чтобы майор
видел его новые хромовые сапоги в гармошку.
ПОЧТАЛЬОН.
Утром
выхожу на грейдер, голосую.
И первый же газик или «ЗИС» — мои:
— А, почтальон! Подкину. «Известию» дашь?..
Из ППС, в полк —
таким же макаром, с другим кем-либо:
— «Звездочку» обещаешь?.. Залазь в кабину.
Еду —
словно представитель какой,
обозреваю прифронтовую полосу
и анализирую обстановку:
а хорошо, что у меня нету больше мерина!..
С конями — волынка: пои, корми да еще гляди,
чтоб кто не стащил... А все равно — увели!..
В тот день я зашел в избу — на почту,
мерина привязал к плетню:
не тащить же мне его за собой в избу! —
выхожу через час с газетами и письмами
(покалякал еще душевно с Галкой-сортировщицей), —
плетень на месте, мерина не видать.
Теперь —
пользуюсь попутным автотранспортом.
Все довольны, кроме замполита;
говорит: мало я мерина профукал,
так еще и газеты транжирю...
Но я отвечаю убедительно:
— Товарищ майор, а вы посмотрите на вещи
с другого боку: бензин чей? - чужой.
Значит, что? — значит, я экономлю горючее
для нашего родного 336-го стрелкового полка!..
МЕНДЕЛЕЕВ.
Вовка Сомов любил задавать вопросы.
— Товарищ сержант, а как вы думаете, сумасшедшие
рисуют? — И не для смеха спрашивал, — нет, — варили мозги
у парня,
да образование — «три класса на пару с братом»!
Его прозвали Менделеевым... почему — кто знает,
клички бывают и случайными, — только новая фамилия
так прилипла к Вовке, что скоро его иначе
и не называли.
И Вовке она пришлась по душе.
— Кончится война, — говорил он, — сменяю фамилию.
— Как же, жди, разрешат тебе! Менделеев знаешь
кто был!
— Я тоже не фу-ты ну-ты! Орден имею и медаль.
И сбылась Вовкина мечта, однако не так, как он ожидал.
Убило его, — и ребята, чтоб сделать мертвому приятное,
написали химическим карандашом на могильной дощечке:
«Ефрейтор Владимир Менделеев, 1924—1943».
«ШИНЕЛЯ»
Я помню, как еще в военкомате,
мобилизованный, услышал я,
как вопреки всем правилам грамматики
шинели называли — «шинеля».
Была у фронтового словаря
особая народная примета:
все говорили дружно — «шинеля»,
и редко кто печалился об этом.
И я — привык...
И начало казаться,
что по-иному и сказать нельзя,
что нечего шинелям и тягаться
с весомым, грубым словом — «шинеля».
Война прошла.
С шинелью вместе
из армии уволили меня,
и встала вся грамматика на место —
в шинели превратились «шинеля».
Но я уверен:
стоит снова
хотя б на сборы в армию попасть —
опять я буду, право слово,
шинели «шинелями» называть.
И пусть лингвисты по архивам пыльным
толковые листают словари, —
я знаю, что грамматика бессильна,
когда народ грамматику творит.
* * *
Очистка от противника траншей —
гранатами, штыками, финками, —
и топчем, топчем трупы егерей
армейскими тяжелыми ботинками.
Ответят за войну и за разбой!
Мы их живыми, гадов, не отпустим.
Мы их потом, когда окончим бой,
как бревна, выбросим за бруствер.
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно