Контакте Окопные стихи.
НЕКОШЕНАЯ ТРАВА.
Спорить и доказывать
— нелепо:
мать-природа навсегда права...
Ухожу туда, где только небо,
только небо, ветер и трава.
Упаду, заботы все отринув,
на огромный этот шар земной, —
точно к телу женскому приникну
всей своей языческой душой.
И в душе проклюнется такое,
что ничем, никак не назовешь:
ни тоской, ни счастьем, ни покоем, —
все, что скажешь, это будет ложь.
И лежишь без всякого ораторства,
без единой мысли в голове...
Если я от смерти где и прятался,
то в такой некошеной траве.
Рвали душу минные осколки,
рвали душу, землю и траву, —
и хрипели рядом, умирая,
бедные товарищи мои.
И трава, высокая, крутая,
кровью их была увлажнена,
и мешался запах — запах крови
с запахом некошеной травы...
И когда земля преобразилась,
негодуя, мучаясь, кляня —
вот тогда языческая сила
и вошла, наверное, в меня.
Проросла полынью луговою,
желтым одуванчиком взошла —
и совсем не прежней, а другою
стала моя чуткая душа.
Не заметил сам, как научился
по-иному складывать слова:
чтобы были в них простые числа -
это небо, ветер и трава
как первооснова бытия,
как тот мир,
с которым слит и я.
* * *
Тут волей-неволей
срастешься с природой.
Опять возвратишься к началу начал —
к тому, что ты раньше не замечал
в своей коммунальной прокисшей квартире.
Но вот ты в другом — разгороженном мире,
где все первозданно, где все оголенно,
где нет примусов, занавесок на окнах,
где даль беспредельна и небо — огромно
и где, под дождем на походе промокнув,
ты спишь не в кровати — на голой траве,
а утром промозглым — как в каменном веке,
огонь высекаешь солдатским кресалом.
И ты материшься — зло и устало.
Но после привыкнешь и приспособишься:
зачем, в самом деле, солдату кровать —
с собой ее, что ли, прикажешь таскать?..
И если, бывает, в избе остановишься —
не спится: и душно, и блохи кусают,
и выйдешь на волю, и ляжешь у погреба,
в шинель завернешься — и спишь, как сурок.
И звездный плывет над тобой потолок...
ЖИВОЙ ОГОНЬ.
Огонь к себе тянет
не только теплом.
В огне что-то есть и еще — непонятное...
И, видно, солдат на войне неспроста
любил посидеть вечерком у костра:
послушать картавый его говорок,
вдохнуть ненароком древесный дымок,
штыком ковырнуть в раскаленной золе
арбузную сочность притихших углей,
следя —
как в дыму, невесомы и быстры,
взлетают и гаснут колючие искры
и как неуемный огонь без конца
меняет свое выраженье лица,
вливая задумчиво мерным гореньем
в солдатскую душу успокоенье,
и пусть он порою сжигает и мучит,
но он и во веке веков не наскучит, —
и как незаметно, и как необычно
взаимная связь возникает упрямо,
и ты зачарованно, словно язычник,
глядишь и глядишь на клыкастое пламя.
СЛЕПОЙ ДОЖДЬ.
Дождь не шел, а работал,
чесал, молотил.
Как машина, с глухой равномерною силой.
Крупный, с градом — пронизанный солнцем.
Град и капли дождя пулеметными трассами —
так, что были видны промежутки меж ними,—
вертикально врезались в окопную землю.
И наполнился воздух водяною белесою пылью.
И восстала внезапно красно-желто-зеленая радуга.
И под нею муарово лег полосою рассеянный свет.
Это было — как песня!
Это было — как гимн!
Мир дышал, от тротиловой гари очищенный,—
посвежевший, притихший и очень счастливый...
ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС.
Июльской ночью, когда на фронте выпадает час задумчиво-притихшего безмолвья, и нигде ни выстрела не прогремит, не вспыхнет ни ракеты, ни искорки от самокрутки, и тьма такая окутывает землю, что не видать и собственной руки, и только Млечный Путь колючим загражденьем раскинулся над головой, и звездная шрапнель льет свет мерцающий с расстрелянного неба — тогда, случается, завороженный этой силой, забудешь про войну, окопы, смерть — и вдруг почувствуешь всем существом своим, как сквозь тебя с могучим постоянством струится беспредельности поток...
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно
