Контакте Окопные стихи.
СУХАРИ НА ПЛАЩ-ПАЛАТКЕ.
Высокие, но общие понятия подчас
не выражают тех истинных чувств,
которыми на войне живет солдат.
Генерал-полковник И. Людников
Далеко загадывать здесь — нечего.
Души здесь трезвеют от утрат.
Здесь — с утра дожить бы лишь до вечера,
ну а с вечера — хотя бы до утра.
Думать о дальнейшем — нету смысла.
Сутки, слава богу, продержись, —
потому что гаубичным свистом,
книзу обрывающимся круто,
здесь, в окопах, каждую минуту
чья-нибудь да захлебнется жизнь...
Но, собрав растрепанные чувства,
свыкнешься под эту канонаду
с фронтовым мучительным искусством
жить и от снаряда до снаряда:
сгрудившись, делить на плащ-палатке
сухарей помятые остатки;
кушать, прикрывая от земли
полами шинелей котелки,
костеря разбавленную водку
и в зубах навязшую перловку;
следуя хозяйственной привычке,
экономить курево и спички,
потому что на день тут
двадцать грамм махорки выдают;
даже прикорнуть накоротке
где-нибудь в окопном закутке, —
и, себя не чувствуя пропащим,
поглядеть, как, шаркая о стенки,
по траншее волоком протащат
чьи-то бренные останки...
Быта повседневного трясина
на войне — спасающая сила.
* * *
Мы могли отойти командиров там не было.
Мы могли отойти было много врагов.
Мы могли отойти было нас всего четверо.
Мы могли отойти — и никто б нас не стал упрекать.
Мы могли отойти, но остались в окопах навеки.
Мы могли отойти, но теперь наши трупы лежат.
Мы могли отойти, но теперь наши матери плачут.
Мы могли отойти —только мы не смогли отойти:
за спиною Россия была...
ДУША И ТЕЛО.
В бою теряешь ощущенье плоти.
Нет тела — есть одна душа,
припавшая к прикладу ППШа.
И как во сне — и жутко и легко,
и сизой гарью даль заволокло,
и ты скользишь в немыслимом полете...
И пробужденье — словно ото сна.
Стоишь — и смотришь обалдело.
И за собой приводит тишина
невзгоды перетруженного тела.
Душа опять соединилась с плотью.
И боль ее прокалывает поздняя.
И вялой струйкой кровь венозная
течет по раненому локтю.
ОКОПНЫЕ ЗАКОНЫ.
Тут тяжело. Тут очень тяжело.
Так тяжело, что взвыл бы брянским волком!
Но под фурчащим пологом осколков
тут есть и то, что облегчает зло.
Тут все равны. Пред смертью все равны.
И забреди к нам даже маршал Жуков —
по супеси траншейных закоулков
он вместе б с нами протирал штаны.
И золотом повитые погоны
не изменили бы окопные законы:
ходить, как ходим мы, согнувши спины,
все время — как граната начеку,
и если хочешь сохранить башку —
пикировать, заслышав посвист мины,
не чванясь и нисколько не стыдясь,
в траншейную растоптанную грязь.
* * *
Последний шанс!.. Не ждать, пока прикончат,
а броситься внезапно на конвойных. Их двое:
спереди и сзади — с винтовками наперевес.
Они не ждут, конечно, нападенья — и думают,
что русский отупел от ожиданья смерти
и безоружен... Они не знают, что такое
последний шанс. Сейчас ты объяснишь им это,
когда дотащитесь до поворота — и переднего
прикроют кусты орешника; тогда, присев,
как будто заправляешь шнурок в ботинок,
дождись, чтоб задний подошел поближе, —
и, резко обернувшись, швырни ему под ноги
с размаху, как гранату, свой шанс последний —
надеждой лютой налитое тело.
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно
