Контакте Окопные стихи.
НЕУДАЧНЫЙ БОЙ.
Мы идем — и молчим. Ни о чем говорить нам не хочется.
И о чем говорить, если мы четверть часа назад
положили у той артогнем перепаханной рощицы
половину ребят — и каких, доложу вам, ребят!..
Кто уж там виноват — разберутся начальники сами.
Наше дело мы сделали: сказано было “вперед” — мы
вперед.
А как шли!.. Это надобно видеть своими глазами,
как пехота, царица полей, в наступленье в охотку идет.
Цепь равнение держит — словно на строевой подготовке;
интервалы — согласно уставу: восемь-девять шагов.
И щетинят у вскинутых на руку дружно винтовок
удлиненные, как у отверток, колючие жала штыков.
Трижды мы выходили на ближний рубеж для атаки.
Трижды Мы поднимались с раскатистым криком “ура”.
Но бросала на землю разорванной цепи остатки
возле самых траншей пулеметным огнем немчура.
И на мокром лугу, там и сям, бугорочками серыми
оставались лежать в посеченных шинелях тела...
Где-то кто-то ошибся. Что-то где-то не сделали.
А пехота все эти ошибки оплачивай кровью сполна!..
Мы идем — и молчим. Ни о чем говорить нам не хочется.
Да о чем говорить, если мы четверть часа назад
положили у той — будь она трижды проклята! — рощицы
половину ребят — и каких, доложу вам, ребят.
Если мертвому сразу глаза не закроешь,
то потом уже их не закрыть никогда,
и с глазами открытыми так и зароешь,
в плащ-палатку дырявую труп закатав.
И хотя никакой нет вины за тобою,
ты почувствуешь вдруг, от него уходя,
будто он с укоризной и тихою болью
сквозь могильную землю глядит на тебя.
ВОСКРЕСШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ.
Его посчитали убитым...
И, все документы забрав,
ушли по дороге размытой,
в воронке землей забросав.
Но он оказался живучим —
откуда и силы взялись! —
и выбрался из-под липучей
холодной могильной земли.
Он был оглушен и контужен,
и долго не мог он понять,
кому и зачем было нужно
живого его зарывать.
А понял — и грудью на пашню:
“Ремень где, медаль, сапоги?!”
И так ему сделалось страшно,
что лучше б он вправду погиб.
Уж лучше и вправду навеки
ему земляную дыру,
чем так вот случайно, нелепо
остаться в фашистском тылу!
Куда он теперь —
безоружный,
оглохший,
в грязи
и босой?
Себе самому-то не нужный —
кому же он нужен такой?..
Смеркалось.
С тоскливою болью
за лесом дымился закат.
И брел, спотыкаясь, по полю
воскресший из мертвых солдат.
* * *
Вокзалы, вокзалы, вокзалы...
Дорожный приглушенный гвалт.
Карболкой пропахшие залы
и серый перронный асфальт.
И пусть я давно уж не езжу,
оседлою жизнью живу,
но снова — как прежде, как прежде,
я к вашим причалам хожу.
Вокзалы, вокзалы, вокзалы...
Придут и уйдут поезда.
Вы, если б могли, рассказали
про то, что видали тогда.
Оркестр играл на перроне,
на фронт провожая солдат,
и было нас в каждом вагоне
по сорок военных ребят.
И нам картузами махали
с откосов крутых пацаны,
и девушки вслед нам кричали,
чтоб мы возвращались с войны.
Но смерть пощадила немногих.
Вернулись — кому повезло...
Дороги, дороги, дороги —
и радость и страшное зло.
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно
