Контакте Окопные стихи.
* * *
Когда командир роты
начинает заполнять наградные листы,
Никита Ярыгин — тут как тут:
— Товарищ лейтенант, мне б “За отвагу”...—
Кого другого лейтенант шуганул бы так,
что тот заикаться стал, как контуженый,
но Никиту терпит: пулеметчик —
редкий, милостью божьей!
— На кой тебе медаль? К большому ордену представлю,
— Не хочу орден,— канючит Никита,— хочу медаль...
— Так у тебя ж их и так уже четыре!
— Ништо, это не водка, нормы нету...—
Лейтенант начинает заводиться,
хватает кулаком по ящику:
— Ну на что это похоже — клянчить награды?! —
Тогда и Никита меняет тон, и лицо у него
становится как в бою, за “максимом”:
— Да меня ж убьют сто раз, пока я дождусь того ордена!
А медаль — командир полка даст.—
Лейтенант качает головой:
— Ну и порядки на святой Руси!
* * *
Памяти техника-лейтенанта
Анатолия Щукина из Моршанска
“До свиданья” не скажешь: свиданья — не будет.
А “прощай” — не решаются вымолвить люди.
И уходят безмолвно в сосновую рамень,
и шуршит подорожник у них под ногами.
Запрокинулись сосны в лазурь головою
и полощут лениво зеленую хвою, —
и бойцов, уходящих из жизни до срока,
болтовнёю трескучей провожает сорока.
* * *
С передовой окажешься в тылу...
Ну и живут же люди — здорово!
И даже куры бродят по двору,
и им никто не свертывает головы.
* * *
Я бы давно уже — будь моя воля! — на площади
соорудил бы бесхитростный памятник лошади.
Только не тем величаво-державным кобылам,
что постаменты гранитные крошат чугунным копытом, —
а фронтовой неказистой лошадке-трудяге,
главной в пехотных полках механической тяге,
что, надрывая мотор свой в одну лошадиную силу,
вместе с солдатами грязь по проселкам месила
и с неизменным, почти человеческим мужеством
пушки тянула, повозки с армейским имуществом,
чаще солдат погибая во время бомбежек:
люди найдут, где укрыться, а лошадь — не может, —
ну и когда было туго весной с продовольствием,
лошадь сама пищевым становилась довольствием...
Я бы давно уже — будь моя воля! — на площади
соорудил бы заслуженный памятник лошади.
* * *
Ох, как птицы кричали! —
ох, как птицы кричали после свирепой бомбежки в лесу,
когда волны взрывные сбивали их гнезда с деревьев
и птенцы желтобрюхие бились беспомощно в море травы,
погибая.
Люди так не кричат:
даже самый отчаянный крик человека смягчается разумом...
И стихала война. И с каким-то — еще незнакомым испугом
слушали мы, стоя безмолвно в окопах, обезумевший вопль
природы.
* * *
Не так-то просто убивать людей.
Пусть даже люди эти — и злодеи.
И до тех пор пока тобой владеет
сознанье это, —
ты человек.
А нет —
ты сам злодей.
* * *
Сколько волков расплодилось за эту войну —
спасу нет!
Ну и хотя не окопникам остерегаться волков,
а приходится...
Около фронта не встретишь — в ближнем тылу
сшиваются:
рыскают, твари, у зимних дорог и тропинок
и нападают
на одиночных бойцов, одиночные сани
из засад.
И ни хрена не боятся винтовочных выстрелов:
свыклись, так же как свыклись и люди, с войной.
КРАПИВА.
Может, это не очень красиво,
но какая густая крапива
вырастала на свежих солдатских могилах!
И по зарослям этим,
как по отметинам,
находили забытые захоронения после войны.
И с упрямою верой
голоногие пионеры
выдирали крапиву — сажали гвоздики и маки...
Только как бы мы всё это не перевертывали —
ничего не изменим в порядке земном:
над собою мы властны, пока мы живем,
а природа над нами — над живыми и мертвыми.
В освобожденном селе
Четвертая атака
Он принял смерть спокойно
В блиндаже связистов на опушке
А что им оставалось делать?
Когда напишут правдивую книгу...
власть - это почетно
